Наша культура, отравляющая себя ядовитыми побочными продуктами индустрии и эгоцентристской идеологией, является несчастным наследником позиции, свойственной владычеству, согласно которой изменения сознания путем потребления тех или иных растений или веществ почему-то ошибочно, онанистично и антисоциально. Я же докажу, что подавление шаманского гнозиса с его опорой на экстатическое растворение “эго” и настаиванием на таком растворении лишило нас смысла жизни и сделало врагами планеты, самих себя и своих внуков. Мы убиваем нашу планету ради того, чтобы сохранить в неприкосновенности упорные претензии, присущие культурному стилю владычества “эго”.

Время перемениться.

I. РАЙ

1. ШАМАНИЗМ: СТАНОВЛЕНИЕ МЕСТА ДЕЙСТВИЯ

Раонги тихо сидел в угасающем свете огня. Он чувствовал, как тело изгибается глубоко внутри, напоминая своими изгибами картину глотания у угря. Когда мысль эта у него оформилась, в затемненном пространстве за закрытыми веками послушно возникла голова угря, но великоватая и омытая голубоватым светом.

В ответ на эти голоса затемненное пространство за медленно вращающимся образом угря наполнилось искрами; волны света вздымались все выше и выше в сопровождении какого-то нарастающего рева.

“Это – первая мариа”. - Этот голос принадлежит Манги – старшей шаманке селения Ярокамена. – “Она сильна. Так сильна”.

Манги безмолвствует, пока видения исчезают над ними. Они на краю Вентури – мира реального, голубой зоны. Шум падающего дождя снаружи неузнаваем. Шелест сухой листвы смешивается со звуком далеких колоколов. Звон их кажется больше похожим на свет, чем на звук.

До сравнительно недавних пор практика Манги и ее уединенного амазонского племени была повсюду типичной религиозной практикой. Лишь в последние несколько тысячелетий теология и ритуал перешли к более сложным, но не всегда более полезным формам.

Перед прибытием в начале 1970-х годов в верховья Амазонки я провел несколько лет в странах Азии. Азия – это место, где песчаный ландшафт устлан разбитой скорлупой брошенных религиозных онтологии и словно выскобленными песком панцирями скарабеев. Я объездил Индию в поисках чудесного. Посетил ее храмы и ашрамы, джунгли и горные пристанища. Но йоги – пожизненного призвания, мании немногих наставляемых и аскетов – оказалось недостаточно для того, чтобы повести меня к тем внутренним ландшафтам, которые я искал.

В Индии я узнал, что религия – во все времена и повсюду, где светлое пламя духа иссякло, – не более, чем суета. Религия в Индии взирает утомленными, как мир, очами, которым знакомы четыре тысячелетия жречества. Современная индуистская Индия была для меня и антитезой, и надлежащей прелюдией к почти архаичному шаманизму, который я обнаружил в низовьях Рио-Путумайо, в Колумбии, когда прибыл туда изучать использование шаманами галлюциногенных растений.

Шаманизм – это практика верхнепалеолитической традиции целительства, прорицания и театрализованного представления, основанная на натуральной магии и появившаяся 10-50 тысяч лет назад. Мирча Элиаде – автор книги “Шаманизм: архаичные техники экстаза” и крупнейший специалист по шаманизму в аспекте сравнительного религиоведения – показал, что шаманизм во все времена и повсеместно сохранял удивительную внутреннюю взаимосвязь практики и веры. Определенные технические приемы и результаты остаются одними и теми же у всех шаманов, будь то живущий в Арктике инуит или витото с верховьев Амазонки. Важнейшим из этих инвариантов является экстаз – момент, который мы с братом отметили в нашей книге “Невидимый ландшафт”.

Экстатическую часть посвящения шамана анализировать труднее, так как она зависит от определенной восприимчивости к состояниям транса и экстаза со стороны новичка; он может быть угрюмым, слабым и болезненным, предрасположенным к уединению, у него могут быть и припадки эпилепсии, кататонии или какие-то иные отклонения психики, (хотя далеко не всегда, как это утверждали некоторые авторы, писавшие на данную тему). /См. Mircea Eliade, Shamanism: Archaic Techniques of Ecstasy (New York: Pantheon: 1964). pp. 23ff/ В любом случае его психологическая предрасположенность к экстазу составляет лишь отправной пункт для его инициации: новичок после той или иной психосоматической болезни или психических отклонений, какие могут быть более или менее интенсивными, начнет наконец проходить через болезнь и трансы инициации: он будет целыми днями лежать как мертвый или находиться в глубоком трансе. В течение этого времени к нему во снах будут являться его духи-помощники, и он сможет получать от них инструкции. Во время этого продолжительного транса новичок неизменно переживает момент мистической смерти и воскресения. Он может видеть себя развоплощенным до состояния скелета, а затем одетым новой плотью или же сваренным в котле, пожираемым духами, а затем снова ставшим целым и невредимым. Он может также воображать, что духи оперируют его, удаляют его органы и замещают их “магическими камнями”, а затем зашивают.

Элиаде показывает, что, хотя конкретные детали могут быть различными в разных культурах и у разных индивидов, общая структура шаманизма ясна: шаман-неофит проходит символическую смерть и воскресение, что понимается как коренное преображение в сверхчеловеческое состояние. С этого времени шаман имеет доступ к сверхчеловеческому плану, он – мастер экстаза, он может по собственной воле путешествовать в сфере духа, а самое важное, как мы отмечали в книге “Невидимый ландшафт”, - лечить и прорицать.

Короче говоря, шаман преображается из профанического состояния бытия в священное. Он не только повлиял на собственное лечение этой мистической трансмутацией, он облечен теперь властью священного, а следовательно, может лечить и других. Так что отныне важно помнить, что шаман этот гораздо больше, чем просто больной или сумасшедший, он больной, исцеливший себя, он излечился и должен шаманить, чтобы оставаться излеченным. / Dennis McKenna and Terence McKenna, The Invisible Landscape (New York: Seabury Press. 1975), p.9/

Следует отметить, что Элиаде использовал слово “профанический” умышленно, с намерением создать явный разрыв между понятием профанического мира обычного опыта и миром священным, который “совсем Иной”. /Eliade (1959). p. 9/

Для достижения экстаза не все шаманы используют опьяняющие растения, но вся шаманская практика ставит своей целью вызывание экстаза. Битье в барабан, манипулирование дыханием, всяческие суровые испытания, голодание, театрализованные иллюзии, половое воздержание – все это освященные временем методы вхождения в транс, необходимый для работы шамана. Но ни один из этих методов не является столь же эффективным, древним и всесокрушающим, как использование растений, содержащих химические соединения, вызывающие видения.

Данная практика использования визионерских опьяняющих растений может показаться некоторым людям Запада чуждой или неожиданной. Наше общество рассматривает психоактивные снадобья как нечто фривольное или опасное, в лучшем случае предназначенное для лечения серьезных душевных болезней, когда недоступен никакой иной действенный метод. Мы сохраняем представление о целителе как о медике-профессионале, умеющем лечить благодаря владению специальными знаниями. Но эти специальные знания современного врача – знания клинические, далекие от драматической ситуации конкретного человека.